Августин и Пелагий.

Р.С. Спроул

«Это Августин дал нам Реформацию» - так писал Б.Б. Ворфилд, в своей оценке влияния Августина на Церковную историю. Ведь не только тот факт, что Лютер был монахом Августинцем или, что Кальвин больше всех цитировал Августина более чем какого-либо другого богослова, что, в общем, и подвигло Ворфилда на такую оценку. Более того можно сказать, что Реформация это свидетельство полного триумфа доктрины благодати Августина над Пелагианским взглядом на природу человека.

Гуманизм, во всех своих формах, повторяет во всём неприкрытое Пелагианство против которого боролся Августин. И хотя, Пелагия осудили в Риме как еретика, и видоизмененную форму его учения такое, как полу-Пелагианство, которое так же было осуждено на Оранжском Соборе 529 году, основные посылки этого учения сохранились по всей Церкви, и снова появлялись в Средневековом Католицизме, Гуманизме периода Возрождения, Социнианстве, Арминианстве и современном Либерализме.

Основополагающая мысль Пелагия дожила и до сегодняшних дней и не в виде какого-то остаточного явления или косвенного влияния, но как глубоко проникающее учение в современной Церкви. И, конечно же, что современная Церковь находится в плену у этого учения.

Так в чём же заключалось основное разногласие между Пелагием и Августином? Сердцем этих дебатов была доктрина первородного греха, в основном по отношению к степени до которой человеческая воля является «свободной».

Адольф Харнак сказал: Возможно, ещё никогда не было подобного кризиса столь значимого для Церковной истории, в котором оппоненты выражали бы свои взгляды по данному вопросу столь ясно и кратко. Возможно только Арианский диспут, проходивший перед Никейским Собором, может сравниться с ним» (История Агмер V/IV/3)

Спор начался, когда британский монах, Пелагий, возразил молитве Августина в Риме, в которой он сказал: «Даруй то, что Ты повелишь, и повели то, что Ты желаешь». И Пелагий пришёл в ужас от самой идей, что божественный дар (благодать) подразумевает исполнения того, что Бог повелел. Для Пелагия и его последователей «ответственность» всегда подразумевала «способность». И если на человека возложена моральная ответственность исполнять закон Божий то, он так же должен иметь моральную способность исполнять его.

Харнак кратко суммирует Пелагианскую идею:

«Природа, свободная воля, добродетель и закон всё это чётко определено и независимо от намерений Божиих — это Пелагианские слова уловки, которые так же означают: само- приобретённая добродетель является высшим добром за которой последует вознаграждение. Религия и моральность относятся к сфере свободного духа, и происходят из собственных человеческих усилий»

Различие между Пелагианством и полу-Пелагианством заключается более в степени сравнения, нежели типе происхождения. И как видно на поверхности присутствует якобы большое различие между двумя учениями, в особенности, если речь идёт о первородном грехе и зависимости грешника от благодати. Пелагий категорично отвергал доктрину о первородном грехе, оспаривая тот факт, что грех Адама коснулся только Адама и то, что младенцы рождаются в том же состоянии что и Адам был до грехопадения. Пелагий так же оспаривает то, что хотя благодать может помочь в достижении праведности, она не совсем необходима для её достижения. Так же он настаивал на том, что основная часть человеческой природы не может быть обращена по причине того что она и так неизменяемо добра.

И снова, Пелагий, полу-Пелагианство, всё таки имеют доктрину о первородном грехе, в которой человечество рассматривается падшим. Следовательно, благодать не только содействует добродетели, но она так же необходима для существования этой добродетели. Человеческая природа может быть изменена, и она была изменена грехопадением.

Однако, в полу-Пелагианстве остаётся ещё моральная способность в человеке которую не затронуло грехопадение. Мы называем её «остров праведности» посредством, которого падший грешник всё ещё имеет наследственную способность, склонятся или хотеть сотрудничать с Божьей благодатью. Благодать необходима, но не обязательно эффективна. Её эффект всегда зависит от сотрудничества с ней грешника, посредством добродетели воли человека.

И не случайно Мартин Лютер рассматривал «Рабство Воли» своей наиважнейшей книгой. Он видел в Эразме, человека который, несмотря на его протесты, наоборот был пелагианином в католической шкуре. Лютер видел скрытый подвох под спором о заслугах и благодати, вере и делах и что всё сводиться к степени, до которой человеческая воля порабощена грехом и до какой степени мы зависим от благодати для нашего избавления. Лютер приводил доводы из Писания то, что «Дух животворит; плоть не пользует нимало». (Иоан.6:63) и что это «нимало» не является маленьким «чем-то».

Взгляд Августина на грехопадение противопоставлялся по отношению к обоим, Пелагианству и полу-Пелагианству. Он сказал, что человечество является «a massa peccati» то есть «массой греха», не способной воскресить себя из духовной смерти. Для Августина, человек не мог двигаться или склонить себя к Богу, не более чем пустой стакан наполнить себя водой. Для Августина начальная работа божественной благодати, посредством которой душа освобождалась от рабства греха является суверенной и действенной. Таким образом, мы и сотрудничаем с божественной благодатью, но только после начальной работы освобождения этой божественной благодатью.

Августин не отвергал, что падший человек имеет волю и то, что эта воля имеет способность выбирать. Он оспаривал тот факт, что грешный человек всё ещё имеет свободную волю (liberium arbitrium), но утратил свою моральную свободу (libertas). Состояние первородного греха оставляет нас в состоянии страдания и несчастья когда мы способны воздержатся от согрешения. Мы всё ещё способны выбирать то чего мы желаем, но наши желания скованы нашими злыми побуждениями. Он оспаривал так же то, что свобода, которая всё ещё присутствует в воле всегда ведёт ко греху. Таким образом, будучи во плоти мы свободны только грешить, это весьма скупая свобода. Эта независимость без свободы, в реальности является моральным рабством. Истинная свобода, может наступить только тогда, когда Бог совершает работу в душе человека. И поэтому мы не частично зависим от благодати для нашего обращения, но абсолютно.

Современное Евангелическое течение произошло из Реформации, чьи корни насадил Августин. Но сегодня Реформатский и Августинский взгляд на благодать потускнели в Протестантизме. Где Лютер одерживал победу в шестнадцатом веке, там последующие поколения склонили голову перед Эразмом.

Современные Евангелики (Протестанты) отвергают не прикрытое Пелагианство так же как зачастую и полу-Пелагианство. Они настаивают, что благодать является необходимой для спасения и то, что человек пал. Воля признана чрезвычайно ослабленной вплоть до «99 процентов» и зависит от благодати в своём спасении. Но тот один процент не затронутой моральной способности или духовной силы делает великим различие между спасением и проклятием и является связью, которая сохраняет цепь, соединяющую нас с Пелагием. Мы не освободились от Пелагианского плена церкви.

Этот один процент и является тем, «чем-то незначительным» который и старался уничтожить Лютер, потому что он убирает «solo» из «solo gratia» и полностью убирает «solo» из «solo fide». Ирония заключается в том, что современные Протестанты громко и постоянно обличают гуманизм как заклятого врага Христианства, но, тем не менее, очень сильно заигрывают с гуманистическими взглядами на человека и его волю.

Нам нужен Августин или Лютер, который бы проговорил к нам ещё раз, или свет Божьей благодати не только потускнеет, но и совсем погаснет для нашего поколения.